Казалось, что число уже погибших коринфийцев должно было остановить их товарищей. Слишком высокую цену приходилось платить за победу над этой странной компанией. Но, эскадрон уже вошел в раж битвы, а кроме того — и Конан уже имел возможности убедиться в этом в своих странствиях, — умирать храбро и глупо там, где была возможность избежать этого, было одной из характерных традиции воинов из коринфийских городов.

— Уходим врассыпную! — крикнул Конан.

Два всадника бросились на него одновременно. Широкий меч описал круг, отхватав занесенную для удара руку по локоть и глубоко вонзаясь в плечо второго противника.

— Уходим! Их слишком много. Уходим! Схватив поводья лошади Дженны, Конан направил своего коня галопом в сторону ущелья, куда Дженна собиралась повернуть их маленький отряд.

Три коринфийца бросились наперерез беглецам. Удивленные ухмылки пробежали по их лицам, когда они увидели, что Конан не собирается сворачивать, а несется прямо на них.

Удивление сменилось смятением, когда тяжелый, крупный конь киммерийца ударом корпуса сбил с ног небольшую коринфийскую кобылу, вдавив копытами в каменистую землю ее всадника.

Ошеломленные, двое оставшихся помышляли уже не столько о нападении, сколько о защите. Даже связанный необходимостью удерживать лошадь Дженны, Конан быстро напомнил им о том, что лучшая защита — это нападение. Свои путь к указанному Дженной ущелью он продолжил, оставив позади еще два трупа и одного стонущего на земле противника.

Он не позволил себе даже обернуться назад. А что если, оглянувшись, он увидит, что кто-то из друзей нуждается в срочной помощи? Броситься на выручку? Он не имел на это права.

Дженна. Ее нужно довести до Сокровища, затем — вернуться с ней в Шадизар. Ради Валерии. Да и если бы не эта история с оживлением Валерии, Конан уже понял, что все равно не покинул бы девушку.

Все, что ее ждет, — это упасть с перерезанным горлом или повиснуть перекинутой через седло любого из коринфийцев, решившего отвлечься от неравного боя ради такой соблазнительной пленницы.

Сжав зубы до боли, он поскакал вперед, увлекая за собой Дженну и стараясь не слышать звуков боя, доносившихся из-за спины.

Серо-жемчужные тени гор уже скрестились над ущельями, когда Конан наконец натянул поводья. Конечно, он не гнал лошадей галопом все это время — такой скачки животные не вынесли бы и на равнине, не то что в этом нагромождении скал, череде подъемов и спусков, — но ни один конь не может скакать бесконечно, даже на умеренной скорости. А кроме того, киммериец хотел присмотреть подходящее для ночлега место до того, как совсем стемнеет.

Он обернулся к Дженне, чтобы выяснить, как она пережила все это. Щеки девушки были покрыты слоем пыли, прорезанной следами скатившихся слез. Она была погружена в такое же молчание, каким встречала все его вопросы в начале путешествия. Вцепившись обеими руками в седло, она изъявила не больше желания взять поводья, чем во время всей их бешеной скачки.

Видя, что на все его вопросы и замечания она отвечает, лишь утвердительно или отрицательно кивая головой, он был вынужден признать, что его грубость в последние несколько часов тоже сыграла в этом свою роль. Казалось, что единственным ее занятием оставалось молча смотреть на него. Это заставляло Конана беспокоиться — не повредилась ли она в уме, побывав впервые в жизни в самой заварухе боя.

— Ну, ты как, в порядке? — довольно грубо спросил он ее. — Ну? Скажи ты хоть что-нибудь!

— Ты… ты был страшен, — тихо сказала она. — Они с таким же успехом могли размахивать не мечами, а прутьями.

— Пойми, то, что ты видела, — это поединок рыцарей, а не игра, в которую ты все еще пытаешься играть, не замечая ничего вокруг.

Сам удивляясь охватившему его раздражению, он предпочел переключиться на поиски места для ночлега.

— Просто я никогда раньше не видела ничего подобного. То, что произошло с Зулой в деревне, бои у дома Акиро — все это было как-то по-другому. Это почти не касалось меня. Я смотрела на все как на какое-то представление, как на жонглеров или дрессированных медведей.

Конан не смог удержаться, чтобы не пробурчать в ответ:

— В этих спектаклях погибли живые люди. Конечно, для нас лучше, что погибли они, а не мы, но суть дела это не меняет. Никто не погибает ради удовольствия или неудовольствия зрителей.

Наконец он заметил симпатичное местечко — небольшую площадку, почти окруженную десятками валунов ростом выше, чем всадник на лошади. Натянув поводья, он повернул коня к приглянувшемуся месту.

— Я не хотела тебя обидеть, Конан.

— А я что, разве похож на обиженного? — резко возразил он.

Он провел ее лошадь в узкий проход между камнями. Туда, где на прикрытом со всех сторон пятачке смогли разместиться и они сами и их лошади. Валуны прикроют их от холодного горного ветра и, что самое главное, — от взглядов тех, кто может вознамериться искать беглецов. Спешившись сам, Конан помог Дженне слезть с седла и усадил ее, занявшись расседлыванием лошадей.

— Разведи костер, — попросила она, кутаясь в плащ, — мне холодно.

— Никаких костров!

Даже если бы в этом каменном мешке и было чему гореть, он все равно не стал бы рисковать, раскрывая их тайное пристанище.

— Вот, держи, — сказал он, протягивая девушке конские подседельные попоны.

— Но они так пахнут, — поморщилась Дженна, но прежде, чем он успел что-то сказать, она накинула грязные истертые полотна поверх плаща, не переставая, однако, шмыгать носом.

К седлу Конана был привязан мешок с сухим мясом. Этого хватило бы на несколько дней. Вода, однако, могла стать проблемой. Единственный бурдюк был наполовину пуст.

— Как ты думаешь, а им удалось выбраться? — неожиданно спросила Дженна. — Бомбатте, Зуле и всем остальным?

— Может быть.

Конан резким движением сорвал повязку с головы и принялся за ту, что прикрывала рану на груди.

— Нет! — воскликнула Дженна. — Не трогай их. Акиро сказал…

— Акиро и остальные, может быть, уже мертвы. И во многом по моей вине.

Конан стер повязками слои мази, закрывавший раны. К его удивлению, от них остались лишь тонкие розовые полоски, словно после долгих недель лечения.

— Я слишком увлекся своими ранами, жжением и запахом от повязок. Если бы не это, коринфийцам ни за что не удалось бы застать нас врасплох.

Он с тяжелым вздохом отбросил в сторону грязные тряпки повязок.

— Ты не виноват, скорее уж я. Это ведь я приставала к тебе, как ребенок, и дулась на тебя, вместо того, чтобы вовремя указывать путь. Если бы не это, мы свернули бы раньше, чем они напали на нас.

Конан потряс головой:

— Это глупости, Дженна. В том ущелье ты смогла бы увидеть нужный путь лишь на несколько мгновении раньше. Коринфийцы все равно напали бы на нас, только увидев, что мы поворачиваем.